— «Что ж такое, совсем уже эта дверь не закрывается» — беззлобно ворча, старушка безуспешно пыталась прикрыть дверь, но то ли петли просели, то ли дверной проём, как и весь её старенький дом, покосился — дверь упорно не поддавалась.
Прасковья Ивановна, махнув рукой, пошла в огород. Несмотря на свои 75 лет, она энергично пропалывала грядки, поливала, подвязывала растения.
Работу на земле Прасковья любила с детства, именно она позволяла ей отвлечься от мыслей. Но не теперь. Боль от предательства сына не давала покоя, слёзы застилали глаза, а недавние события назойливо тревожили память…
-«Мать, ну сколько ты будешь тут одна? Поехали к нам, в город» — Иван пнул ногой ластящегося котёнка и закурил – «Хватит уже, собирайся!»
Сомнения и тревоги одолевали, но сын с невесткой так настойчиво звали к себе, что в конце концов она сдалась. Собрав вещи и закрыв дом, они втроём сели в машину.
Путь был не близкий, осознание того, что в своё село она уже не вернётся, болью отзывалось в сердце, и Пелагея сто раз пожалела, что согласилась на переезд. Слёзы комом стояли в горле, но пути назад не было.
Когда машина подъехала к пятиэтажке, уже вечерело. Боль не отпускала, давило в груди и пришлось вызвать скорую. Фельдшер посоветовал обследовать сердце.
-«Ты мне карточку-то с пенсией давай, на что я тебе лекарства покупать буду?» — Иван выжидающе смотрел на мать.
— Ванюша, какую карточку? Нам пенсию почтальон приносит.
— «Вот деревня!» — презрительно фыркнув, он вышел из комнаты – «Завтра поедем в банк, карточку оформим».
Старушка растерялась, но сына ослушаться побоялась и, несмотря на плохое самочувствие, на следующее утро поехала с ним в банк, расписалась, где сказал, не задавая вопросов.
В городе дни тянулись бесконечно долго, без огорода, двора и ставших за долгие годы родными соседей, Прасковья угасала. Не давала покоя и невестка, постоянно попрекая и ругая безответную свекровь.
Однажды, проходя мимо комнаты детей, она случайно услышала их разговор:
— Да куда она денется, подпишет!
— Я знаю, что подпишет, только дом её не стоит ничего. Развалюха.
— И что? Там земли много, участок такой купят…
Прасковья обомлела. Не хотела она, да и не могла продать свой дом! Его покойный муж построил, вся жизнь её там прошла.
Перед глазами промелькнули самые главные события жизни, как муж внёс её на руках в этот дом в день свадьбы, как родился Ванюша, затем Егорушка…
Горечь утраты захлестнула с головой и унесла в те далёкие годы, когда призванный в Афган сын пропал без вести. Материнское сердце отказывалось верить, что больше не увидит его, бывшего ей опорой, понимавшего и поддерживающего родителей, в отличии от старшего Ивана.
Каждый день Прасковья молилась о его возвращении, продолжая верить и ждать. У мужа случился инфаркт, и она осталась одна…
Слёзы застилали глаза, едва дойдя до постели, старушка горько заплакала, заглушая рыдания, чтоб её не услышали. Решение созрело к утру – возвращаться! Домой, в родное село, где никто не попрекнёт, не обидит.
Да вот как Ивану сказать? Он уже всё распланировал. Бежать. Только как же без пенсии жить, карточка-то у него…
Горькие размышления прервал голос сына, собирающегося на работу.
— Мать, я в обед с юристом приеду, надо будет подписать кое-что. Не уходи никуда.
Дверь захлопнулась, в квартире стало тихо. Прасковья быстро собрала вещи. Отложенных на чёрный день денег должно хватить на дорогу, и на первое время. А там посмотрим…
— Бабушка, что с вами?
Прасковья вдруг поняла, что просто стоит посреди своего огорода, а по щекам текут слёзы. За изгородью стояла молодая женщина, обеспокоенно глядя на неё.
— Ничего, деточка, всё хорошо. А ты чья будешь, вижу ты не местная?
Женщина смутилась – «Мы беженцы. С Украины».
Только сейчас старушка заметила, как к ногам незнакомки жмётся девчушка.
— А ну-ка, проходите в дом, я сейчас чайник поставлю!
За наскоро собранным угощением Валентина рассказала, как с дочкой Катюшей они бежали с Донбасса. Муж Егор пропал без вести, но Валя всюду пишет, разыскивая его.
— Где же вы остановились?
— Пока в ДК, в сельсовете впоследствии обещали разместить.
— Оставайтесь у меня. Дом большой для меня одной, а вместе веселее будет!
Женщина, расплакавшись, обняла Прасковью Ивановну – «Спасибо Вам. Мне Вас Бог послал. Спасибо!».
В тот же день были перенесены вещи и, разместившись в доме, Валентина тут же принялась убирать, мыть, стирать и вскоре дом засиял чистотой и свежестью.
Прошло две недели. Ни разу старушка не пожалела о своём решении. Постояльцы относились к ней с неподдельной добротой и искренностью. Валя называла Прасковью не иначе, как — матушкой, а Катюша стала ей внучкой.
В доме звучал смех, и пахло пирогами. Соседи, зная как поступил сын со своей матерью, радовались за старушку, которая словно ожила – глаза её просто светились счастьем.
Возле дома скрипнули тормоза. Иван с явным раздражением и недовольством на лице, не разуваясь вошёл в дом.
— Мать, ты что устроила? Мне делать больше нечего, как ездить туда-сюда? Быстро в машину!
Прасковья растерянно теребила платок. Она всегда терялась перед напором и грубостью сына.
— Ванюша, не поеду я. Здесь мой дом…
Его лицо пошло пятнами – «Что? Ты сдурела на старости? Быстро поехали!!!» — раздражённо подталкивая мать, мужчина спешил к машине.
Они вышли на порог. Смеркалось, скоро Валя должна вернуться с Катюшей и Прасковья боялась, что сын обидит их.
— А ну, быстро отойди от неё!
Развернувшись, Иван увидел, как подняв вилы, на него уверенно наступает молодая женщина. Но, несмотря на хрупкость и небольшой рост, в её глазах была такая холодная уверенность и бесстрашие, что мужчина оторопел и спешно уехал.
— «Доченька, спасибо тебе…» — старушка рыдала, не в силах сдержать боль и облегчение – «Откуда в тебе столько смелости?»
— «Эх, матушка, знали бы Вы, сколько раз мне приходилось защищаться. И не от таких вояк!» — Валя обнимала Прасковью Ивановну, тоже плача от горечи и волнения за эту женщину, заменившую ей мать. Они зашли в дом, но вдруг снова услышали скрип тормозов.
— «Не уж-то вернулся?» — Прасковья Ивановна в страхе выбежала на порог но, увидев вошедшего во двор, обомлела.
-Егор!
— Папа!
Жена и дочь со всех ног бросились к мужчине, не веря своему счастью.
Валя, словно во сне обнимала мужа, слёзы не давали вымолвить ни слова. Прасковья Ивановна стояла в оцепенении, боясь шелохнуться и спугнуть видение.
Несмотря на веру и надежду, что сын вернётся, мать с трудом осознавала, что пропавший без вести Егорушка стоит перед ней живой. А он, обнимая дочь и жену, неотрывно смотрел на Прасковью, словно что-то пытался вспомнить, но не мог. И вдруг память, молчавшая все эти годы после контузии, словно ожила, возвращая его в этот дом, в это село, к этой до боли родной женщине…
— «Мама! Мамочка моя!» — сын обнимал рыдающую мать после долгой разлуки. А та беззвучно благодарила Бога, что её молитвы были услышаны и её сыночек вернулся живой.
