Вы составляете километровые планы, клянётесь, что всё сделаете, ложиться спать с твёрдым намерением вгрызться в дела вот прямо с утра — и на следующий день тупите до часу, не может заставить себя начать, даже будучи вроде бы выспавшимся и вроде бы при нормальном сомочувствии?
Так было всегда — уже со школы?
Вас это очень раздражает, но вы ничего не в состоянии с собой сделать?
Если ответ положительный, возможно, у вас дофаминовый сбой.
Это ещё один совокупный подарок нам любимым от матери-природы и мачехи-жизни.
Дофамин — медиатор достижений. Он вырабатывается, когда что-то получается.
Вы сделали работу, получили результат, что-то поняли, чего-то достигли. — Молодец! Возьми с полки пирожок! Ну, то есть на тебе твой дофамин, кайфуй.
В норме дофамин — один из мощнейших медиаторов мотивации. Наше стремление что-то делать, выполнять какие-то задачи и даже просто браться за них во многом завязано именно на дофамин.
Причём, надо понимать, что в природе всё построено на стремлении к получению максимума результата при минимуме затрат. Поэтому наши мозги при выполнении любой задачи сканируют ситуацию, оценивают возможности и составляют прогноз: насколько вероятен успех. Если он маловероятен — шевелиться нет смысла. Если очень вероятен, то тут же включаются активирующие системы для работы по достижению.
Сидит, скажем, лев в кустах. И надо бы пожрать. И на горизонте стадо газелей.
Но.
До горизонта степь и в ней ни кустика. Стадо не просто так пасётся, оно мониторит окрестности. При таких вводных его скорее всего засекут ещё на дальних подступах. Соответственно стадо срулит когда лев будет на полпути к нему. Ну и смысла топать нет, нефига зря тратить силы.
А вот если какая-то коза настолько дурная, что пошла гулять и догуляла до ближнего куста — это уже другое дело. Тут мозги переходят в режим «охота», кортизол, адреналин и прочие поднимают активность. Глазоньки засверкали, ушки домиком, лапы напряглись — вперёд, за обедом.
У льва нет того разума, которым оценили бы эту ситуацию мы. Он не прикидывает «ой, далеко». Его поведение строится не на интеллектуальном анализе, а на совокупности случаев из прошлого опыта.
Увидел газель в кустах — прыгнул — поймал. И получил дозу дофамина.
Увидел вдалеке стадо — побежал — обломался. — Не получил дофамина.
В следующий раз мозги уже знают, когда дофамин вероятен, когда нет.
И они не будут активировать соответствующие системы, если вероятность получить свою наркоту стремится к нулю. На кой, спрашивается?
Планировали много дел на свободный день? Не получилось выполнить всё задуманное? — Ну, так вы свой дофамин и не получили. А шли-то вообще-то и за ним тоже.
Не получилось два-три-четыре раза? — Всё, мозги точно знают, что это провальная затея и не активируют вам организм на трудовые подвиги. Ибо — нафиг? Вы сейчас упашетесь, время и силы потратите, профита не получите… ты бы, в-общем, лучше полежал, дорогой.
Дальше начинается триллер Годзилла против Конга. Продвинутая обезьяна опять пытается пересились архаичную рептилию. Чем больше высший примат себя заставляет, тем больше сопротивление. Ведь с точки зрения дофаминовой системы усилие порожнее. Чем больше сопротивление, тем хуже результат, дела накапливаются и переносятся на завтра, напряжение тоже накапливается. Гора дел становится непреодолимой и затмевает эверест. Защитные механизмы (это в другой раз) пытаются эту гору развидеть — вы начинаете всё забывать…
К сожалению, нормальную работу дофаминовой системы многим из нас сбили ещё в детском саду.
Во-первых, у нас вообще не очень принято подкреплять результат, что у детей, что у взрослых, что в школе, что в семье, что на работе. У нас принято использовать критику и негативную стимуляцию. Чем это фигово? Человек с таким мотивировочным паттерном работает не на результат, а на избегание наказания. Результат тут вообще ни при чём. Что бы ты ни делал тебя в лучшем случае — не отлают. Поэтому смысл не втом, чтобы что-то делать и достигать, а в том, чтобы не попадаться на глаза начальству, не высовываться, слиться с ландшафтом. Выполнять можно требуемый минимум. В идеале — откосить, там где можно откосить.
Отсюда страдания на всю страну разных руководителей высокого уровня об неэффективности российской рабочей силы.
Во-вторых, если вы думаете, что за время с развала совка что-то в целом поменялось — так нет. Стало даже хуже.
Возьмём сад. Я регулярно слышу от родителей садовских детишек, что сидели до трёх ночи, делали для ребёнка задание по труду. Родители делали. Угадайте, кто дофамин получил? И будет ли у ребёнка мотивация нормально развиваться.
2-3-4 года — очень важный период именно для формирования мотивационных механизмов. Это именно тот возраст, когда между макакой и ящерицей устанавливаются в этом плане «дипотношения», которые будут иметь значение всю оставшуюся жизнь.
Что я регулярно вижу? Маме некогда, поэтому ребёнок (нормальный шестилетний ребёнок) стоит, пока она его застёгивает. Маме неприкольно, когда маленькое чадо пытается справиться с пылесосом и пылесос отобрали, а чадо послали смотреть мультики, чтобы не мешалось под ногами.
А потом они приходят и говорят — его ничего не заставишь делать! Ему ничего не интересно! Он ничего не хочет!
Хотеть что-то делать тоже надо уметь. Если у ребёнка дофаминового опыта нет (а его всеми силами этого опыта лишали в критически важное время) — он и не знает, что от делания чего-то бывает хорошо. Более того, потом его начинают заставлять делать то, что ему никакого кайфа не приносит с воплями и из-под палки.
Это всё опять же последствия изменившихся условий жизни. Увеличившаяся продолжительность жизни, контроль рождаемости и некоторые другие нюансы позвояют очень сильно «продлить детство», вопреки возможностям.
Между прочим в первобытных обществах где-то с трёх-четырёх лет ребёнок уже не балласт, а пользу приносит — собирает корешочки, таскает всякую мелкую фигню, типа сумочки с теми же корешочками. Да и ладно, что все подряд, мама разберётся, он научится. В четыре — пять эти дети уже за мелочью следят самостоятельно и вполне способны помогать по немудрённому хозяйству. В семь-восемь лет в крестьянских семьях дети вовсю использовались в повседневном труде. И у них вполне получалось и кашу готовить (в печи на минуточку) и избу мести (веником, а не пылесосом). Так что дети куда менее беспомощны, чем это укоренено в нашем повседневном сознании. И когда говорят, что дети несамостоятельны, ничего не умеют — это чаще всего следствие воспитания. Не дети поменялись, поменялся подход к детям.
В школе в ряде случаев дофаминовый баг закрепляется. Тут можно писать много, но давайте не будем, потому что принцип тот же — мотивация строится не на тех медиаторах и механизмах, которые ответственны за мотивацию.
С годами всё это входит в систему и формируется особый тип функционирования. Такие люди вообще малочувствительны к похвале, зачастую не знают, как на неё реагировать, не воспринимают её и не чувствуют от похвалы никакого удовлетворения. Работают только на пинковой тяге. На действия поднять их может только угроза полного и тотального неумолимого абзаца. Знаете таких? У 90% этих людей — просто не простроено нормально функционирование дофаминовых механизмов мотивации. Причём оно искусственно убито и подлежит восстановлению путём несложных манипуляций.
Самое основное, что надо помнить при прокачке дофаминовых систем:
Дофамин выделяется на результат.
Отсюда мораль: любая задача, которую вы перед собой ставите должна быть гарантированно выполнима. У вас должно получиться.
Дела надо планировать так, чтобы они были максимально исполнябельны в заданные сроки. Все дела так спланировать не получится, но форсмажоры-форсмажорами, у нас речь о повседневшине.
Если возвратиться к началу поста и вспомнить историю про список дел и посмотреть на него внимательно, то «Результат» = «Я вотпрямсегодня переделал всё».
Развидьте.
Во-первых, не планируйте себе дел на весь день, даже если он свободен. Оставьте не меньше трети на гарантированный отдых.
Во-вторых, разбейте свой список на отдельные дела. Напишите их на бумажках и постарайтесь переформатировать цель. Каждое дело = результат.
Сделал одно? — Молодец, возьми с полки дофамин!
Тут есть проблемный момент, что далеко не сразу это начинает срабатывать. Когда вы годами в одной колее, то просто так дофамина вам не накапают, его поначалу приходится доить долго и мучительно, как старую корову. Поэтому постарайтесь чтобы у вас было подкрепление за счёт каких-то других медиаторов счастья.
Таким подкреплением может быть перерыв на чашку кофе, кусочек любимого вкусненького, три-четыре минуты движения (при физической активности вырабатывается эндорфин) эмоциональная положительная реакция другого человека (не обязательно, чтобы она была даже особо искренней, можно прийти к кому угодно достаточно адекватному и доверенному и попросить о содействии).
При чём тут сон? Чем эффективнее вы в повседневной жизни, чем чаще вы ложитесь с чувством удовлетворения от выполненных дел, чем меньше тревог у вас вызывает завтрашнее «планов громадьё» — тем лучше спится.
РОЛЬ ДОФАМИНА В СИСТЕМЕ МОТИВАЦИИ
Исследования показали, что дофамин в мезолимбической системе у животных и людей повышается от вкусной еды, приятных телесных ощущений, секса, и от ассоциированных с ними мыслей.
Соответственно, дофамин там резко падает от голода, холода, боли, неприятных телесных ощущений и ассоциированных с этим мыслей. То есть повышение дофамина в мезолимбике маркирует полезные для выживания и размножения действия, а падение дофамина — маркирует вредные и опасные действия.
Повышение дофамина в мезолимбике вызывает у человека чувство удовольствия, а понижение — чувство неудовольствия, что потом записывается в память, ассоциируется нейронными связями с данным действием, и помогает людям и животным определять надо ли снова делать данное действие в будущем, или надо его избегать. Кроме того, активизация/деактивизация некоторых отделов «системы поощрения» (в частности «вентральная область покрышки») влияет на префронтальную кору головного мозга (мезокортиальный путь), отвечающую за движение и принятие решений, и таким образом влияет на то, будет ли человек выполнять задуманное ранее действие или нет.
