Летом Иванова купила квартиру. Квартира исчерпывающе описывалась фразой «зато дёшево». Прежние владельцы жили размашисто, себя не жалеючи, с огоньком и задором. Судя по состоянию стен, полов и прочего, расчленёнка у них была разминкой, а не кульминацией. Две недели Иванова не покладая рук выскребала и вычищала следы их жизнедеятельности.…
Ещё две ушли на бюджетный косметический ремонт. Перевезла нехитрый скарб, заперла за собой дверь и поняла — вот оно, счастье и благорастворение воздусей. И легла спать. В пустой, но своей личной, своей собственной квартире.
А ночью проснулась от того, что на неё кто-то смотрит. Физическое ощущение чужого взгляда. Иванова включила стоящую на табуретке рядом с диванчиком настольную лампу.
Отступление.
Иванова не из пугливых. Года три назад поздним вечером, точнее сказать, ночью, возвращалась домой и увидела некую фигуру, трудолюбиво свинчивающую зеркала с припаркованных машин. Равнодушная гражданка прошла бы мимо, законопослушная отступила бы в тень и, стараясь не отсвечивать, шёпотом позвонила в правоохранительные органы. А ненормальная с криком «Стой! Стрелять буду!» бросилась к фигуре.
Я Иванову спрашивала, это что было? Выброс адреналина? Какой ещё адреналин? Возмутилась Иванова, трезвый расчёт, прикинула, если обойду гадёныша справа, то отсеку его от проходного двора, выскочит на улицу, там люди ходят, помогут скрутить.
Милицейский начальник, вручая грамоту, громко поблагодарил Иванову за смелость и отвагу и тихо добавил — девушка, милая, никогда, никогда больше так не поступайте! Кстати, стрелять ей было не из чего, это она для внушительности.
Конец отступления.
Ну вот, Иванова включила стоящую на табуретке рядом с диванчиком настольную лампу. Рядом с лампой сидела страшная белая крыса с розовыми ушами, розовыми лапами и голым розовым хвостом. И плотоядно смотрела на Иванову. Иванова завопила так, что свежепоклеенные обои съёжились от страха и покрылись гусиной кожей. Крыса фыркнула и перепрыгнула на диван, поближе к Ивановой. Ей хотелось человеческого тепла и понимания.
Следующие минут пять Иванова орала, сидя на потолке. Может, и не пять минут, может, дольше. Во всяком случае, соседям хватило времени, чтоб проснуться и вызвать милицию. Дальше туманно.
Когда сознание прояснилось, Иванова обнаружила себя на кухне со стаканом воды в трясущихся руках. Милиция ржала, соседка причитала — пять лет с теми мучились, что ни ночь, то гулянка, думали, вздохнём спокойно — ага, счас! не понос, так золотуха! крыса чья? этих, съехавших, видать сбежала, сколько их было? Дима, не помнишь, у алкоголиков одна крыса жила или сколько? Крысу локализовали в трёхлитровую банку. Милиция сказала, животное себе оставите? Что вы сразу в крик, не хотите, так я заберу, дочка давно просит.
Остаток ночи Иванова провела при включённом свете, вздрагивая при каждом шорохе. На следующий день привезла из приюта тощего, но здоровенного кота, назвала Пафнутием. За полгода Пафнутий разъелся и охамел, в пять утра будит Иванову диким мявом «жрать хочу!». Иванова говорит — пусть лучше кот! На слово «крыса» Иванова реагирует нервно и неадекватно.
Жизнь наладилась. У Ивановой завёлся поклонник. С очень, очень серьёзными намерениями. Спрашиваю, что тебя не устраивает? Умный, добрый, порядочный, не зануда, что не так? Всё так, сердито говорит Иванова, но фамилия! Фамилия у него — Крысаков!
